АРМЯНО-ТУРЕЦКИЕ ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ И АРМЯНСКИЙ ВОПРОС. в конце XIX – начале XX веков .часть-5

ГЛАВА I
СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ ОСМАНСКОЙ ИМПЕРИИ. ФОРМИРОВАНИЕ ПОЛИТИЧЕСКИХ ПАРТИЙ.
РАЗВЕРТЫВАНИЕ НАЦИОНАЛЬНО-ОСВОБОДИТЕЛЬНОЙ БОРЬБЫ
АРМЯНСКОГО НАРОДА.
ПЕРЕГОВОРЫ МЕЖДУ В. ПОРТОИ И АРМЯНСКИМИ ПОЛИТИЧЕСКИМИ ПАРТИЯМИ
убедившись в лживости его многократно повторяемых обещаний, вынужден был обнародовать переговоры, направив 23 мая 1898 г. министрам шести государств меморандум. В этом документе, в частности, говорилось: «Армянский революционный центральный комитет имеет честь поставить Вас в извест­ность о событиях, касающихся нынешнего положения в Турции.
20 ноября 1897 г. в Париж прибыл частный посланец султана, которому было поручено выяснить, согласны ли армянские рево­люционеры войти в контакт с султаном. В случае положительного ответа султан должен был послать в Париж лицо, облеченное пол­номочиями вести официальные переговоры, содействующие улуч­шению того печального положения, в котором оказалась Турция.

Революция для армян не самоцель, а лишь средство добиться необходимых реформ. Центральный комитет в принципе не имел причины отказываться от подобных переговоров, тем более что инициатива исходила непосредственно от самого султана. Между частным посланцем и комитетом имели место предварительные пе­реговоры, после чего османскому послу в Париже Мюнир-бею было официально поручено В. Портой войти в непосредственный контакт с центральным комитетом. Предложения Мюнир-бея оставляли желать лучшего и не соответствовали законным чаяниям армян­ского народа. Однако комитет хотел видеть в этих предложениях не подвох, а искреннее стремление осуществить столь давно ожи­даемые реформы.
И, наконец, в доказательство искренности миролюбивых наст­роений султана Мюнир-бей обещал от его имени прекращение ре­прессий в отношении армян. Давались заверения, что эмигрировав­шие во время погромов армяне могут спокойно возвращаться на ро­дину, не боясь притеснений со стороны властей. Комитет принял эти предложения, выслав в Константинополь предварительный до­кумент, содержащий пункты условий, подтвержденный приказом султана и скрепленный печатью Мюнир-бея.
Хорошо зная характер армянского народа, комитет был уве­рен, что после официальной публикации приказа и его осущест­вления все, без исключения, армяне со свойственным им прямо­душием способствовали бы делу умиротворения.
Этот приказ, обобщение которого прилагается для прочтения Вашим величеством, остался лишь на бумаге. Более того, вопреки всему, сегодня в провинциях и Константинополе прошла новая вол­на арестов армян.
Центральный комитет сожалеет, что переговоры, предприня­тые по инициативе султана, оказались бесперспективными, между тем, в случае договоренности, их последствия оказались бы столь плодотворными как для султана, так и для армян.
Непретворение приказа в жизнь тяжело отразится на настрое­нии народа, и ответственность за это несет имперское государство Армянский революционный комитет». В этот период поступающие из Турции вести подтверждали, что правительственные круги Порты продолжают политику репрес­сий армян. Правда, имели место амнистии, носящие частный ха­рактер, но огромные массы заключенных не были выпущены на свободу, а возвращающиеся на родину армяне сразу же арестовы­вались. В течение мая того же года 32 человека было арестова­но в Измире, 52 – в Константинополе. Вина последних заключалась в том, что они занимались сбором пожертвований, в помощь голо­дающим уезда Кхи, где в октябре 1895 года было сожжено 9 де­ревень.
В Турции, в местностях с преобладающим армянским населе­нием, не прекращались локальные погромы. И, несмотря на это, султан телеграфировал 15 апреля о выполнении приказа. В ответ на телеграмму Абдул Хамида революционный комитет 27 июня 1898 г. послал через Мюнир-бея заявление султану следующего содержания: «Османский посол Мюнир-бей сообщил революцион­ному комитету о телеграмме Султана, согласно которой подтверж­дается исполнение приказа от 15 апреля, то есть дарование амни­стии и прекращения репрессии. У нас есть все основания сомневать­ся в подобных утверждениях. Согласно свежим данным, в Констан­тинополе и провинциях тюрьмы переполнены армянами: Мурад и его товарищи томятся в неволе в городе Триполи, Айкуни с това­рищами – в Адане, Коевтерелян – в Адане, Ваган и Хачик – в Константинополе, Хатымян и его товарищи – в Константинополе.
Единственный пример положительного результата приказа – это освобождение части узников в Ване и оправдание обвиняемых в Мерсийском деле. Мы с удовлетворением отмечаем этот частный случай. С другой стороны, беженцам не только не оказана помощь, но вернувшиеся в Константинополь схвачены и подвергнуты жесто­кому обращению. Так поступили, например, с Тиграном Арпиаряном и Александряном, арестованными через месяц после приезда и освобожденными после личного поручительства Патриарха.
Кроме всего прочего, строгая необходимость личного поручи­тельства за каждого беженца в отдельности служит помехой их возвращению на родину, так как многие из числа близких и род­ственников не осмеливаются давать им рекомендации из страха самим подвергнуться гонениям.
Нам также стало известно, что эмигрировавшим в Россию ар­мянам, которые выразили желание вернуться домой, въезд в Тур­цию, вопреки приказу, запрещается местными властями.
Имея в виду сложившуюся ситуацию и исключительную негарантированность безопасности жизни беженцев, центральный ко­митет Парижа не может рекомендовать армянской диаспоре воз­вращения на свои земли.
Армянский революционный комитет».
Не получив от Абдул Хамида ответа и убедившись в том, что в политике Порты нет никаких изменений в отношении армян, рево­люционный комитет 17 сентября 1898 г. послал Мюнир-бею свое последнее письмо: «Прошло несколько месяцев, однако взятые Сул­таном обязательства полностью не выполнены. Центральный коми­тет неоднократно напоминал о данных Вашим Высочеством заве­рениях от имени Султана и о необходимости их скорейшего пре­творения в жизнь.
По настояниям Вашего Высочества центральный комитет более десяти раз соглашался на новые поправки и изменения в условиях, но они продолжают оставаться лишь на бумаге.
Перед отъездом Вашего Высочества в Турцию по вызову было решительно заверено, что приказ вот-вот вступит в силу и заклю­ченные, список фамилий которых был вручен Вашему Высочеству, будут немедленно освобождены.
Прошло несколько недель, однако нее остается по-прежнему.
Итак, вопреки приказу, вопреки всем письменным заверениям, вопреки многократным устным обещаниям, всеобщая амнистия не только не проводится, но и многие армяне, поверившие приказу и возвратившиеся в Турцию арестованы, в Константинополе и про­винциях продолжаются преследования армян. Безупречность пове­дения комитета в ходе переговоров была, вне всякого сомнения.
Однако комитет имеет все основания сомневаться в искренно­сти Имперского правительства, ибо безрезультатные и бесплодные обещания, с одной стороны, непрекращающиеся и систематические репрессии наших земляков с другой – говорят об ином.
Чем объяснить столь странные и противоречащие друг другу события и положение вещей? Здесь по инициативе Его Величества имеют место переговоры, издается приказ мирного содержания, там, без всякого на то основания, продолжаются погромы.
Когда комитет решил приступить к переговорам, он не имел в виду ограничиться лишь амнистией для небольшой группы заклю­ченных. Эти люди во имя священного дела могли пренебречь жизнью и увеличить на несколько сот человек число жертв, дохо­дящих до 200000.
Общая амнистия для нас значит очень мало, почти что ничего. Освобождение нескольких человек или содержание их в тюрьме не изменит положения народа. В ходе переговоров, приняв пред­ложение правительства, комитет, поставив первым условием осво­бождение заключенных, хотел в этом акте видеть гарантию правди­вости данных Его Императорским Величеством Султаном обеща­ний принять решительные меры по улучшению положения армян. Что теряло правительство, выпустив на свободу несколько человек, когда оно возместит это число, вновь бросив в тюрьму в десятки, сотни раз больше людей? Если бы правительство сдержало слово, оно показало бы пример мудрой и правильной политики. Действуя нынешним образом, оно упустило единственную для себя возмож­ность, достичь которой и не мечтало, несмотря на прилагаемые усилия. Другие комитеты не соглашались пойти на переговоры. Правительству необходимо было воспользоваться данным момен­том, могущим вернуть стране мир и покой, в противном случае разрыв отношений повлечет за собой тяжелые последствия, ответ­ственность за которые ложится на корыстолюбивых советников Иылдыз Кёшка.
И, тем не менее, отлично сознавая тяжесть окончательного разрыва, комитет считает долгом совести продлить срок заверен­ных приказом обещаний от 15 апреля еще на 12 дней.
Просим Ваше Высочество сообщить о решении комитета Его Императорскому Величеству Султану. Если в течение 12 дней со­держание приказа не будет приведено в исполнение, просим счи­тать отношения между В. Портой и комитетом прерванными, о чем будет объявлено публично и во всеуслышание»".
Пьер Гийар добавляет: «День прибытия императора Вильгель­ма приближался. Вот почему заявление комитета вызвало в Порте замешательство и произвело переполох. Чтобы выиграть время, Энвер-бей принялся уверять руководителей комитета об имевшем место недоразумении, а между тем Мюнир-бей сообщил комитету содержание полученной от Султана новой телеграммы, в которой говорилось о том, что приказ истолкован комитетом ошибочно, ибо вопрос касался не всеобщей амнистии, а даруемой Султаном ча­стичной милости.
28 сентября 1898 г. комитет получил ответ Тахсин-бея с приложением копии переписки между Геворком Булбуляном и Энвер-беем, которая якобы «исключала возможность дальнейших недо­разумений».
Армянский революционный комитет послал Тахсин-бею сле­дующий ответ: «Армянский революционный комитет чрезвычайно удивлен содержанием Императорской телеграммы, которую сооб­щил ему османский посол в Париже. Совершенно излишне вновь напоминать о действительных пунктах условий, достаточно лишь сказать, что ограничение вопроса решением судеб нескольких лиц – дерзкая ложь.
Комитет выражает презрение по поводу столь бесчестных ма­хинаций, которыми сопровождался каждый шаг в предпринятом деле. Комитет решил обнародовать имеющуюся в его распоряже­нии официальную документацию, а также официальные и полу­официальные обещания, данные османским послом в Париже в присутствии османского консула Вели-бея, который находится в настоящее время в Константинополе и может, в случае надобности, дать правительству объективные объяснения по этому поводу. Ко­митет намерен также в специальном извещении, адресованном евро­пейским государствам, которые заинтересованы в армянском вопро­се, вскрыть действительную подоплеку султанских обещаний, из­ложив в подробностях ход переговоров. Это извещение, в свою очередь, будет передано в распоряжение европейской печати.
Условия соглашения вовсе не ограничиваются упомянутыми в султанской телеграмме пунктами. Они зафиксированы не только в султанском приказе и имеющихся в нашем распоряжении офици­альных документах, но и в приводимой ниже официальной пере­писке Энвер-бея.
Всего этого достаточно, чтобы показать, какое ошибочное мнение составили в Порте об армянских комитетах, которые жерт­вовали жизнью и интересами своих членов ради безопасности и благосостояния своих земляков. Для нас не имели значения ни наша свобода, ни наше будущее. Мы сочли бы непристойным дрожать над собственной жизнью, позабыв о необходимых для нашей роди­ны реформах.
Надеемся, что впредь Порта не осмелится комментировать наши намерения в издевательском и не делающем нам чести смыс­ле и тоне».
Энвер-бей попытался окольными путями возобновить перего­воры. Несмотря ни на что, комитет хотел исчерпать все мирные средства, поэтому в письме от 2 октября 1898 г. вновь выдвинул прежние требования. В письме в категорической форме излагалась позиция комитета: «Выполнение императорского приказа от 20-го ап­реля, приписываемое имевшему место недоразумению, к которому мы абсолютно не причастны, вынуждает нас требовать отстранения от будущих переговоров лиц, замешанных в этих грязных ма­хинациях.
Мы окончательно заявляем, что отказываемся от каких-либо переговоров до тех пор, пока заключенные армяне, список которых прилагается, не будут выпущены на свободу.
Если же административный орган комитета, который отбывает через неделю из Парижа, не будет немедленно извещен телеграм­мой о безотлагательном удовлетворении нашего требования, то он не отменит решения о разрыве отношений.
В случае если наши условия будут приняты, для ведения пе­реговоров должно быть назначено лицо, достойное всяческого дове­рия и способное доводить до сведения правительственных кругов наши пожелания слово в слово.
Необходимо, чтобы свобода действий данного лица была огра­ничена точными инструкциями. Необходимо также, чтобы посланец как можно раньше прибыл в Париж, так как вести переговоры на расстоянии не представляется возможным. Приезд нашего послан­ца в Константинополь исключается. Совершенно исключается так­же какое-либо новое извещение, если решение об освобождении узников не будет принято».
«После столь явно недвусмысленного письма, – пишет Пьер Гийар, – Султан через Энвер-бея вновь присылает телеграмму, в которой сообщается якобы принципиальное согласие с выдвинуты­ми комитетом предложениями и тут же делается оговорка в отно­шении освобождения заключенных, вслед за которой игнорируется также отказ комитета о ведении переговоров в Константинополе. Более того, Султан издает приказ, по которому полномочный пред­ставитель комитета должен прибыть в Константинополь».
В телеграмме, присланной через Энвер-бея, говорилось: «Как дополнение к последней телеграмме хочу известить вас, что сос­тавленным на основе императорского приказа приказом Энвер-бея вы приглашаетесь в Константинополь для продолжения текущих переговоров. Предусматривая те неоценимые выгоды, которые вас ожидают, настоятельно советую вам немедленно прибыть в Кон­стантинополь для личного представления ваших просьб в долженствующие инстанции.
Соблаговолите известить телеграммой Энвер-бея о дне прибы­тия, дабы ваше пребывание обставить здесь должным образом».
«В этом приглашении, – добавляет Пьер Гийар, – не трудно было усмотреть примитивно подстроенную ловушку. 18 октября 1898 года комитет категорически отказался от предложения Энвер-бея, назвав его «наглой шуткой», завершение которой предусмат­ривало бы весьма грустные последствия».
Приводя в своей статье вышеизложенные материалы о перего­ворах между Абдул Хамидом и армянским революционным коми­тетом в Париже и давая анализ политики погромов армян в Западной Армении, Пьер Гийар с удивительной прозорливостью пред­рекает: «Этот народ через десять лет будет обречен на полное физическое уничтожение».
Статья Гийара, изобилующая столь интересным документаль­ным материалом, завершается следующим образом: «Эти сильные духом люди, представляющие за границей армянский народ, были в своих ожиданиях обмануты всеми. Отчаяние и безвыходность толкнули их на путь мести. Их не заботило более сознание того, что предпринятые ими акции могут поставить под угрозу безопас­ность и мирную жизнь европейских народов, которые стали без­участными и равнодушными свидетелями ужасных погромов в 1894 – 1895 гг. и в 1896 году. И сегодня с тем же равнодушием и безучастностью они взирают на его [армянского народа – М. К.] крайне бедственное положение»[10].
Как свидетельствуют документы, в 1896 – 1899 гг. Порта вела в Женеве и Париже переговоры с армянскими партиями с целью поставить заслон национально-освободительному движению внутри страны. Однако, как видно из тех же материалов, султан хотел обмануть армянские политические партии, усмирить национально-освободительное движение, сорвать намерения великих держав воспользоваться удобной возможностью вмешаться во внутренние дела Турции и самое главное – достичь всего, не отказываясь при этом от политики массового истребления, которая проводилась уже к тому времени в «умеренных» масштабах.
Вполне очевидно, что после установления равновесия, ослаб­ления напряженности и в случае отказа держав от политики вмеша­тельства, Порта вновь перешла бы к интенсивной реализации своей политики в отношении армянского народа.
Именно неблагоприятные для Османской империи условия, соз­давшиеся в международных отношениях, и наличие мощного нацио­нально-освободительного движения армян вынудили Абдул Хамида пойти на переговоры с армянскими политическими партиями.
По документам видно, что в Женеве Абдул Хамид пытался вести переговоры с партией Дашнакцутюн и что эта попытка окон­чилась безуспешно.
Значительная часть документов по переговорам была напеча­тана в центральном органе партии – газете «Дрошак». Позднее эти материалы были переизданы в первом томе сборника «Материалов по истории армянской революционной партии Дашнакцутюн», именно эти материалы дали основание некоторым армянским ис­торикам вскользь упомянуть об этих переговорах в своих работах. Материал не был использован и анализирован, следовательно, не вошел в научный оборот.
Используя материалы по переговорам, мы даем их в последо­вательном изложении.
Однако прежде чем перейти к анализу переговоров, необхо­димо обратить особое внимание на документы переговоров, имев­ших место в Париже, которые выпали из поля зрения исследователей, и впервые вводятся в научный оборот.
Известный армянский историк Лео, мимоходом касаясь перего­воров, пишет: «И Артин-паша начинает вести переговоры только с Дашнакцутюн, послав с этой целью в Женеву сначала сына, поз­же – племянника. Переговоры растянулись на долгий срок, вплоть до мая 1899 года».
Лео считает, что Абдул Хамид вел переговоры лишь с партией Дашнакцутюн. Однако вышеприведенные материалы говорят о том, что султан вел переговоры также с революционным комитетом в Париже. Причем из материалов становится очевидным, что Геворк Булбулян с той же целью выезжал и в Марсель, который являлся центром партии Арменакан.
Возникает естественный вопрос: руководители какой армян­ской политической партии вели переговоры с Абдул Хамидом в Париже и какая партия действовала там под названием парижского революционного комитета, ибо в материалах, приведенных Пьером Гийаром, не упоминается название партии.
Исходя из того, что переговоры с партией Дашнакцутюн ве­лись в Женеве, а позиция партии Гнчак определялась категори­ческим отрицанием возможности каких-либо компромиссов между Портой и ею, остается предположить, что парижские переговоры велись со стороны либо реорганизованных гнчакистов, либо арменаканов. По сведениям газеты «Гнчак», как было отмечено выше, лондонское отделение партии Арменакан отказались от перего­воров, турецкий посланец Г. Булбулян, будучи в Париже, выезжал в Марсель, где находился центр партии Арменакан. Мы знаем также, что эта поездка завершилась неудачей. Следовательно, единственно возможным объектом для переговоров остается партия Реорганизованных гнчакистов. И вовсе не случайно, что статья Пьера Гийара, содержащая ценный материал по переговорам в Париже, была перепечатана газетой Реорганизованных гнчакистов «Нор кянк» в 1-м номере за 1899 г. выходившей в Лондоне. Остальные газеты хранили по поводу этого важного факта мол­чание. Примечательно, что материалы переговоров, напечатанные в газете «Дрошак», обошли полнейшим молчанием остальные политические силы. Дело в том, что между армянскими политически­ми партиями шла острая борьба за единоличное лидерство в освободительном движении западных армян. Эти претензии на пер­вую роль заставляли армянские партии, каждую в отдельности, создавать видимость того, что именно она является единственно сильной и внушительной партией.
Печатая в мае-июне 1899 г. материалы переговоров с Абдул Хамидом, партия Дашнакцутюн желала одновременно показать, что в армянской действительности единственной реальной силой, с которой считался султан, была их партия.
Исходя именно из аналогичных побудительных причин, реор­ганизованные гнчакисты решили в июне 1899 г. напечатать мате­риалы парижских переговоров, завершившихся в октябре 1898 г., то есть тогда, когда читатели были уже знакомы с частью материа­лов, напечатанных в дашнакской прессе в мае 1899 г. Ознако­мившись с материалами переговоров в «Дрошак», реорганизован­ные гнчакисты решили тотчас же обнародовать материалы соб­ственных переговоров, дабы показать, что и они являются серьез­ной политической силой.
Примечателен еще один факт. Статья Пьера Гийара вышла 15 июня 1899 г. в Париже в журнале «Ревю де Пари». В то же время эти материалы напечатала в Лондоне газета реорганизованных гнчакистов «Нор кянк».
Административный орган центрального комитета реорганизо­ванных гнчакистов прибыл из Лондона в Париж для ведения пе­реговоров и после их неудачного завершения, как отмечается в последнем официальном документе комитета, «должен был через неделю отбыть из Парижа, не изменив своего решения о разрыве отношений».
Бесспорно, что реорганизованные гнчакисты предоставили име­ющиеся в их распоряжении материалы переговоров Пьеру Гийару. По обоюдному согласию между автором статьи и комитетом статья вышла в свет одновременно в Париже и Лондоне. Следовательно, со стороны Абдул Хамида была сделана попытка войти в перего­воры со всеми армянскими политическими партиями, однако ему удалось войти в переговоры лишь с партией Дашнакцутюн и пар­тией Реорганизованных гнчакистов.
Как видно из вышеизложенных материалов, переговоры с эти­ми партиями также завершились неудачно: обе партии порвали от­ношения с Абдул Хамидом. считая, что тот предпринял этот шаг с дипломатической целью – выиграть время, предотвратить вмеша­тельство европейских держав и подавить национально-освободительное движение.
В своих мемуарах личный секретарь султана Тахсин-паша от­мечал, что, кроме Артин-паши, попытки воздействовать на армян­ские революционные организации предпринимал также Габриэль Норадункян, известный специалист по международному праву, занимавший в то время пост советника МИД. Он, как и Артин-паша, обратился к армянским партиям с письмом, в котором, по словам Тахсин-паши, предупреждал о том, насколько опасной для армянского народа является их революционная деятельность внут­ри Османской империи. Как явствует из того же источника, к контактам с армянскими партиями привлекался также другой из­вестный государственный деятель – армянин – премьер министр Египта Нубар-паша. Таким образом, можно сделать вывод о том, что к политике Абдул Хамида по установлению контактов с армян­скими партиями привлекались крупные армянские государственные деятели. Это и ряд других обстоятельств дает нам возможность охарактеризовать ее как довольно хорошо продуманную и много­плановую.
Естественно, возникает вопрос: какую оценку следует дать этим переговорам и какие веские причины были для разрыва этих отношений? В армянской историографии относительно перегово­ров Абдул Хамида с армянскими политическими партиями сущест­вуют три точки зрения.
Лео, останавливаясь на решении съезда партии Дашнакцутюн по вопросу предварительных условий переговоров, пишет: «Это был договор, который мог быть продиктован победителем побеж­денному. Мог ли такой кровопийца, как Абдул Хамид, принять подобного рода Ватерлоо? И, тем не менее, он не прервал перего­воры. Инициатором разрыва была редакция «Дрошак». Артин-паша еще надеялся своими неофициальными письмами подготовить почву для новых переговоров. Однако редакция начала возвращать письма нераспечатанными. Душой столь высокомерной и кичливой политики был, несомненно, Христофор Микаелян». Лео обвинял партию, считая, что Дашнакцутюн с самого начала отнеслась к предложению Абдул Хамида с подозрением. «Партия имела на то право, но это вовсе не означает презирать того, с кем имеешь дело. Дашнакцутюн вела переговоры нехотя, будто делала одолжение Абдул Хамиду, считала себя сильнее и могущественнее султана».
Исходная точка Лео следующая: «Положение армянского на­рода было настолько неописуемо адским, что если выступающая от его имени организация проявила бы больше сострадания, ей не составило бы труда вложить в эти переговоры толику старания и тем самым облегчить состояние того кошмара, в котором пребыва­ло турецкое армянство. Не было бы ущемлением достоинства пре­кратить революционную деятельность пусть даже на долгое время. Ведь если турецкое правительство нарушило бы договор, можно было бы тотчас же возобновить прежнюю деятельность».
Лео непонятным образом обходит тот немаловажный факт, что и во время переговоров Порта не прекращала политику гонений на западных армян, что не позволяло партиям пойти на перемирие с Абдул Хамидом. Если бы выдвинутые партиями предварительные условия, которые не предполагали никаких коренных мероприятий, а должны были послужить всего лишь залогом правдивости даль­нейших намерений Абдул Хамида, были бы в какой-то мере при­няты Портой, то армянские политические партии не пошли бы на разрыв.
Взгляды западноармянского историка Л. Чормисяна, долгие годы занимавшегося изучением истории армянских политических партий, в ряде положений отличаются от взглядов Лео. Он пишет: «Политически зрелые и имеющие более или менее опыт диплома­тической работы люди, конечно же, должны были остерегаться ре­шительного разрыва и, невзирая на неискреннее, более того, лжи­вое поведение султана, постараться воспользоваться удобным слу­чаем и урвать от переговоров максимум пользы. Они должны были
иметь в виду международную обстановку и в этой ситуации иметь четкое представление о соотношении сил обеих сторон. Но, по-видимому, занимаясь самообманом, они были опьянены не оправ­давшим себя спесивым сознанием собственной силы, в которой вы­нужден был считаться сам султан. По-видимому, тут сыграло роль и то, что они возлагали большие надежды на проповедническую деятельность арменофилов-европейцев. Движение европейских армянофилов в действительности внушало не только им, но и армян­скому народу чувство оптимизма. Высказывания некоторых пред­ставителей европейской интеллигенции и политических деятелей в пользу армян оказывали и до сих пор оказывают большое влияние на широкие слои армянского народа».
В отличие от вышеуказанных авторов, газета «Дрошак» в зак­лючительной статье от 1899 г., касающейся истории переговоров, делает следующий вывод: «Вот так завершилась комедия с так на­зываемыми «переговорами», т. е. так, как и предполагалось. Суть их не представляла тайны для революционеров и вообще для склон­ных к размышлению людей, чего нельзя сказать обо всех, без исключения.
Переговоры давали возможность раскрыть глаза остальным. Некоторые тугодумы из числа европейцев и армян полагали, что революционеры склонны проливать свою кровь из любви к искус­ству. Необходимо было доказать этим людям, что революционеры проливают кровь как средство, чтобы приостановить потоки крови своих собратьев, еще раз доказать, что революционеры прибегают к крайней мере не потому, что не хотят идти по «мирному и законному пути», а потому, что больше других мечтают установить по­рядки, при которых возможно было бы жить и действовать мирно и по законам.
Нам подвернулся удобный случай лишний раз доказать, что армянская кровавая драма не результат «недоразумений». И если различного рода Магакам и Артин-пашам простительно оставать­ся при своих «убеждениях», убеждениях, зиждущихся на «положе­нии и выгодах», то пора, наконец, каждому болеющему душой и сердцем за свой народ армянину знать, что между палачом и его жертвой может быть лишь единственный вид отношений – борь­ба».
Много лет спустя после этих событий, в 1932 году, М. Варандян в своей книге, посвященной истории партии Дашнакцутюн, приво­дит вышеизложенный отрывок из газеты без каких-либо изменений, повторяя, что в те годы с Абдул Хамидом говорить возможно было только языком борьбы.
М. Варандян защищает решение партии о разрыве отношений и считает, что если руководство партии оказалось слишком беском­промиссным в отношении исполнения своих требований, то пусть бы «враг выполнил хотя бы одно из них».
Обобщая результаты переговоров, автор пишет: «Человек, мало-мальски знакомый с турецкими политическими нравами, пой­мет, что вся эта история – коварная игра врага. Если Абдул Хамид действительно желал улучшить положение своих подданных армян, для этого ему вовсе не надо было начинать унизительные для его персоны переговоры с партиями. Старая лиса хотела одним выстрелом убить двух зайцев: отдалить от себя революционную уг­розу и заткнуть рот европейским народам, требующим приведения реформ в исполнение».
Продолжение следует >>>