АРМЯНО-ТУРЕЦКИЕ ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ И АРМЯНСКИЙ ВОПРОС. в конце XIX – начале XX веков .часть-4

ГЛАВА I
СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ ОСМАНСКОЙ ИМПЕРИИ. ФОРМИРОВАНИЕ ПОЛИТИЧЕСКИХ ПАРТИЙ.
РАЗВЕРТЫВАНИЕ НАЦИОНАЛЬНО-ОСВОБОДИТЕЛЬНОЙ БОРЬБЫ
АРМЯНСКОГО НАРОДА.
ПЕРЕГОВОРЫ МЕЖДУ В. ПОРТОИ И АРМЯНСКИМИ ПОЛИТИЧЕСКИМИ ПАРТИЯМИ
участие в составлении сборника, вырученные от продажи средства которого предназна­чались армянским беженцам и сиротам.
Активность, которую проявляли в армянском вопросе прави­тельства европейских государств и мировая общественность, их интерес к исторической судьбе армянского народа, стимулировали деятельность армянских политических партий. Центральный орган партии Дашнакцутюн писал: «Нам приятно констатировать, что симпатии к армянскому народу сегодня проявляются во всех стра­нах Европы более акцентировано, чем в предыдущие годы. Впер­вые Берлинское международное бюро мира выступает со столь ре­шительным обращением к шести государствам, настаивая на необ­ходимости немедленного претворения в жизнь 61-й статьи. Впер­вые социалистическое бюро обширными и пламенными манифеста­ми обращается к трудящимся массам Европы с призывом поднять свой голос в парламентах и на площадях в пользу армян».
Весь комплекс внутренних и внешних проблем, связанных с ар­мянским вопросом, заставил Абдул Хамида внести «коррективы» в свою политику в отношении армян, применить довольно необыч­ную тактику, которая выразилась в попытке переговоров с армян­скими политическими партиями. Анализ истории этих переговоров занимает важное место в изучении как общих, так и частных про­блем, касающихся истории национально-освободительной борьбы армянского народа и армяно-турецких общественно-политических отношений. Однако они не нашли должного освещения в историо­графии.

В 1896 году, когда армянская национально-освободительная борьба находилась в зените своего развития, а великие державы выступали с настоятельными требованиями осуществления майских реформ 1895 года, Абдул Хамид обратился ко всем армянским по­литическим партиям с предложением о переговорах, в ходе кото­рых он надеялся достичь соглашения о прекращении вооруженной борьбы в Западной Армении, обязуясь при этом улучшить поло­жение западных армян. Примечательно, что эту инициативу Абдул Хамид проявил одновременно с попытками с помощью своих аген­тов склонить к отказу от политической оппозиционной деятельности ряд лидеров младотурок. Его эмиссару Ахмеду Джелаледдину удалось в 1897 году уговорить нескольких видных деятелей движе­ния вернуться на родину и принять посты на дипломатической службе у султана.
Предложение Абдул Хамида вызвало большой интерес и по­дробно освещалось европейской печатью. Особенно большое вни­мание уделили ему газеты Парижа, Лондона, Берлина, Женевы и даже Нью-Йорка.
Партия Гнчак сразу же отвергла предложение Абдул Хамида о переговорах. В передовице газеты «Гнчак» № 11 за 1896 год го­ворится: «Султан отправил в Лондон своего специального пред­ставителя, уполномоченного вести переговоры с армянскими рево­люционерами, обещая нам от имени султана «широкие преобразо­вания» в обмен на прекращение нами революционных пропове­дей». В том же номере газеты сообщалось о том, что партия Гнчак отказалась войти с Абдул Хамидом в какие бы то ни было переговоры.
Спустя некоторое время газета напечатала сообщение под за­головком «Частный представитель султана в Лондоне», в котором оповещала читателей о том, что «после неоднократных обращений к партии Гнчак в устной и письменной форме, посредник и посла­нец Абдул Хамида получил решительный отказ и был выдворен вон. Желая, по-видимому, во что бы то ни стало добиться опреде­ленных результатов в предпринятом деле, они уже стучатся в дру­гие двери, распространяя при этом в печати ложные слухи».
Согласно «Гнчак», подкупленная турецким правительством газета «Нью-Йорк геральд» выразила надежду, что посланцу сул­тана удастся достичь определенного соглашения с армянскими ко­митетами. Английские же газеты, такие, как «Таймс», «Стандарт», «Дейли-ньюс», сообщили, что специальный представитель султана фон Нивлински вошел в переговоры с англо-армянской ассоциа­цией [центр лондонского филиала партии Арменакан – М. К.], предложив ей составить текст прошения к султану для разре­шения армянского вопроса, и будто бы вышеуказанная организа­ция подготовила уже прошение для отправки Абдул Хамиду.
Однако те же газеты в своих последующих номерах опроверг­ли ранее напечатанные ими же сведения, добавив при этом, что факт прибытия специального представителя султана в Лондон имел место и что тот действительно обратился с подобным предложением в вышеупомянутую ассоциацию, но организация отказалась при­нять его и отвергла попытку какого бы то ни было контакта. «Вот какой пощечины удостоилась «султанская миссия» со стороны гнчакистов и других комитетов» – такими словами завершается статья в газете «Гнчак». Следовательно, согласно помещенным в газете «Гнчак» материалам, партия арменаканов также отказа­лась от переговоров с Абдул Хамидом.
В 1896 году Абдул Хамид обратился к руководству партии Дашнакцутюн, предлагая начать переговоры, касающиеся улучше­ния положения армян в Западной Армении и прекращения воору­женной борьбы. Переговоры растянулись на три года – с 1896 по 1899 годы. 23 февраля 1899 года редакция газеты «Дрошак» озна­комила своих читателей с имевшим место фактом переговоров между Абдул Хамидом и партией Дашнакцутюн в Женеве, обещая обна­родовать материалы и документы переговоров.
В редакционной статье об этом говорилось: «Заявления турец­кого правительства, неоднократно адресованные Дашнакцутюн опо­средованным путем, вновь повторились в прошлом году. В заявле­ниях, обращенных к нашей организации, предлагается обсудить требования, удовлетворение которых положило бы конец наступа­тельным, начинаниям».
Дашнакцутюн охарактеризовала значение заявления Абдул Хамида как публичное признание того, что армянское движение стало неизбежным фактом в турецкой политической жизни и что в борьбе против него нельзя руководствоваться теми страшными ме­тодами, которыми столь нещадно пользуется Абдул Хамид.
Параллельно со сведениями, касающимися национальной борь­бы и переговоров, газета отмечала: «Не только армяне причиняют беспокойство султанскому правительству. В начале прошлого года на страницах «Дрошак» было напечатано обращение одного младотурецкого деятеля к шести государствам, где, между прочим, есть следующие строки: «На этот раз комитет окончательно убе­дился, что султан согласится с волей народа только лишь под стра­хом силы и оружия. Поэтому, считая излишним любое мирное сред­ство, комитет решил объявить султану беспощадную войну, дабы установить в нашей несчастной стране порядки, соответствующие современному прогрессу».
Отмечая тот факт, что против правительства действуют не только армяне, но и младотурки, и впервые считая их серьезной оппозиционной силой, орган дашнакской партии привлекает внимание читателей к курдскому вопросу, причисляя курдов к оппозиционным силам. Для обоснования своего утверждения он приво­дит в июньском номере газеты за 1899 год выдержки из письма од­ного курда: «Темные и невежественные народы становятся жерт­вой. Курды, вы, будучи таковыми, стали жертвой нынешнего ре­жима... Почему бы вам не сплотиться и не направить ружья про­тив правительства. Ведь султан Хамид не халиф и не падишах... Он натравливает вас против ваших земляков – армян. Почему вы не заявляете ему, что армяне – ваши братья по земле, ваши добрые соседи, что вы сыновья одной страны. Объединяйтесь! Ваше спа­сение – в оружии, то есть в восстаниях»[9]. Таким путем Дашнакцутюн указывала Абдул Хамиду на то, что, кроме армянского ос­вободительного движения, в стране есть такие оппозиционные си­лы, как партия младотурок и курды.
Один из руководителей партии Дашнакцутюн М. Варандян напишет в 1932 г. в Париже об этих переговорах следующее: «Что дала нам 6 – 7-и летняя беспрерывная война между армянскими революционерами и султанским правительством? Абдул Хамид вынужден был отказаться от тактики варварских насилий и свернуть на путь переговоров. Со дня известных событий «Оттоман­ского банка» в методах деятельности турецкого правительства про­изошел значительный перелом. План истребления армян оставал­ся по-прежнему девизом султана. Но враг стал менее решитель­ным, более осторожным и хитрым. В 1895 году он мечтал задушить армянское движение в кровавой войне. Пришло разочарование, ко­торое уступило место страху. Хорошо осведомленные и близко стоя­щие к Абдул Хамиду его биографы, будь то грек, европеец, турок или араб, а сегодня и его первый секретарь Тахсин-паша, едино­душно свидетельствуют о том, что он панически боялся армянских революционеров, ему постоянно мерещились заговорщики, враги, лазутчики, не давали покоя тени жертв».
В четвертом и пятом номерах газеты «Дрошак» за 1899 год были напечатаны материалы переговоров, являющиеся единствен­ным источником по этому вопросу. Они снабжены небольшим вступлением, в котором говорится: «Как наша, так и европейская общественность была очень заинтересована в подробных сведениях об этих переговорах. В европейскую печать просочились ложные и неверные толки. Однако мы сочли возможным ознакомить наших читателей с этим вопросом лишь сегодня – 11 марта, когда перего­ворам положен конец. Дашнакцутюн официально объявила о раз­рыве отношений между армянскими и турецкими посланцами».
28 октября 1896 года в Женеву для переговоров прибыл посла­нец Абдул Хамида Тиран-бей Дадян, сын советника министерства иностранных дел Турции Артин-паши [Арутюн-паши – М. К.] Дадяна, который пользовался большим авторитетом в правитель­ственных кругах и был приближенным Абдул Хамиду человеком. Именно Артин-паше и было поручено начать переговоры с руково­дителями национальной борьбы с предложением прекратить антигосударственную деятельность. Взамен он обещал от имени султа­на, что улучшит положение своих подданных армян.
По прибытии в Женеву Тиран-бей просил руководителей дашнакской партии положить конец антиправительственным дей­ствиям, уверяя, что султан дал твердое обещание провести в стра­не важные реформы. По словам Тиран-бея, не более чем «через 9 месяцев для Турции наступят невиданные доселе дни благоденст­вия».
Редакция газеты «Дрошак» дала Тиран-бею через своих по­средников ответ:
«а) Армянское революционное движение – не игра находящихся за границей групп лиц, а отчаянная решимость целого народа, сто­нущего под игом деспотии. И, следовательно, единственный путь искоренить движение – это удовлетворить требования народа. Но для этого вовсе не обязательно приезжать в Женеву с пустыми обе­щаниями, которые вот уже 40 лет, начиная с Парижской конвенции 1856 г., беспрерывно повторяются с наглой лживостью. Было бы достаточно незамедлительно приступить к улучшению положения армян в Турции.
б) Согласно децентрализованной системе партии Дашнакцутюн не редакция, а местные комитеты страны уполномочены отменить уже вынесенное решение. Это возможно лишь в случае убедитель­ных доказательств того, что правительство бесповоротно вступило на путь справедливости».
Почти через три месяца после отбытия Тиран-бея, 4 февраля 1897 г.  в Женеву прибыл второй посланец – г-н Вагинак Аджемян, который слово в слово повторил заверения Тиран-бея. С тех пор ничего не изменилось, поэтому и этот посредник получил тот же самый ответ.
в) амнистия армян-политзаключенных.
Не успели завершиться заседания общего собрания, а посла­нец Порты все еще пребывал в Женеве в ожидании ответа, продол­жая давать заверения и возвещая о наступлении новой «эры ре­форм», когда в Хлате и Багеше разразились трагические события, сопровождавшиеся новой волной резни и погромов.
Руководство партии Дашнакцутюн сочло необходимым внести в требования дополнительный пункт – г) по всей строгости закона наказать зачинщиков резни в Хлате и Багеше, возместить убытки пострадавшим деревням.
В случае если требования не получили бы в течение трех ме­сяцев со дня их постановления надлежащего удовлетворения со стороны Порты, Дашнакцутюн считала себя вправе прервать пере­говоры с посланцем турецкого правительства. Копия решения об­щего собрания, утвержденного Западным бюро партии 25 октября 1898 г., была вручена Трдат-бею 2 ноября того же года.
Решение не удовлетворило Абдул Хамида. Артин-паше Дадяну было предложено приложить все усилия и убедить редакцию газеты «Дрошак» отказаться от него и взамен прислать записку, в которой выражалось бы «доверие султану за его доброжела­тельность», а предварительные четыре пункта требований партии представить как суть и конечную цель переговоров.
Получив письмо Артин-паши, редакция «Дрошак» опублико­вала его с некоторыми сокращениями. Имея в виду важность пись­ма, приводим его целиком:
«Константинополь 14/26, ноябрь 1898
Достопочтенной редакции «Дрошак» в Женеву.
Глубокоуважаемые господа!
Моей целью было успокоить народ и примирить его с осман­ским правительством. Сознание важности этой миссии взвалило на меня приватную должность, которую я принял из рук Святей­шего Султана тому три года назад. Как Вам уже известно, я ста­рался сделать все возможное, дабы моя совесть вкусила плоды от совершенства удовлетворения. Я хорошо сознавал, что при создав­шемся положении вещей для умиротворения и улучшения жизни моего народа прилагаемых Патриархом и мною усилий недоста­точно. Лишь это сознание заставило меня получить привилегию на право вести переговоры с комитетами, с каковой целью и добился возможности отрядить к ним небезызвестное нации лицо, облечен­ное полномочиями довести до Вашего внимания необходимые све­дения и выслушать Ваши замечания по интересующему вопросу.
Я воодушевлен надеждой, что достопочтенная Дашнакцутюн ока­жет моему посланцу любезный прием и не оставит без внимания мои предложения. Пользуясь каждым удобным случаем, я пред­ставлял в надлежащую инстанцию предложения дашнаков, опи­сывая при этом невыносимое положение моего народа.
Рад Вам сообщить, что результаты моих усилий увенчались дарованием обещания постепенного улучшения положения армян­ской нации при условии ее смиренности, доказательства коей по­могут снискать благосклонность османского правительства. Армя­не примут эти льготы непосредственно из рук Державного Вла­дыки. Сообщаю Вам о заверениях, услышанных собственно мною.
Еще и еще раз умоляю Дашнакцутюн отнестись с большим вниманием к сказанному, ибо я искренне уверен в том, что спа­сение и спокойствие нации охраняется в Турции веками. Державный Султан по разным поводам выражал свои добрые намерения в отношении армянского народа мне и С. Патриарху. Мы стали свидетелями того, что он неоднократно отдает приказы своим ми­нистрам и наместникам о пресечении беспричинных гонений на многострадальный армянский народ. Сообщая пока столько, надеюсь, что отныне буду иметь радостную возможность возвестить Вам о святейших благодеяниях, к коим причастна и почтенная Дашнакцутюн».
В ответ на письмо Артин-паши редакция сообщила, что искать решения переговоров вне рамок, установленных высшим органом партии Дашнакцутюн, – бесплодная и неблагородная затея.
В конце декабря 1898 г. Трдат-бей получил приказ возвра­титься в Стамбул. Перед отъездом он попросил продлить срок трех­месячного условия хотя бы еще на один месяц с тем, чтобы он имел возможность на месте объяснить бесповоротность решения дашнаков. Принято было и это предложение. Окончательный срок был установлен 11 марта 1899 г., который также прошел безре­зультатно. Порта не удовлетворила ни один из четырех пунктов предложенных партией условий.
Сразу по истечении срока Западное бюро партии информиро­вало Артин-пашу о разрыве последующих официальных отноше­ний между Дашнакцутюн и Портой и подтвердило свое решение письмом от 16 марта 1899 г.:
«Артин-паше Дадяну
Глубокоуважаемый господин!
Настоящим сообщаем Вам, что данный Вам окончательный срок 11 марта истек, вследствие чего, согласно статье четвертой решения общего собрания партии, копия которой передана Вам
55 октября 1899 года, отношения между армянской революционной партией Дашнакцутюн и Вами считаем прерванными»⁹⁵.
Изложение материалов переговоров редакция завершает сле­дующими словами: «...Разрыв отношений не устраивал и не мог устроить верное своей политике турецкое правительство. Беспре­станно затягивая переговоры, султан старался «выиграть время», обмануть Европу и армян. И снова при посредничестве Артин-паши в редакцию начали поступать предложения, при этом тот делал вид, что не имеет никакого понятия о решении общего собрания, желая тем самым продлить отношения неофициальным путем. Ре­дакция оставила без ответа все письма и, чтобы положить конец бумажной волоките, начала отсылать их обратно нераспечатанны­ми с 26 мая 1896 года».
Однако переговоры не ограничиваются вышеизложенным. В шестом номере от 1899 г, редакция сообщает о том, что спустя ме­сяц после отъезда Трдат-бея она получила письмо, помеченное 18 ноября 1898 г., в котором до сведения редакции доводится, что из Константинополя в Лозанну по поручению Абдул Хамида прибы­ла некая личность для переговоров с армянскими политическими партиями с целью договориться о «положительных преобразова­ниях в жизни турецких армян и постепенном удовлетворении их требований». Адресат сообщал также, что посланец Абдул Хамида «сделал аналогичное предложение другой революционной партии и, получив ее согласие, вчера вечером отбыл в Марсель. Сообщая посланец султана, хорошо понимая значение Дашнакцутюн, хотел эти новости, адресат ставит в известность редакцию о том, что бы иметь встречу с ее представителем. В случае согласия необхо­димо послать представителя от редакции в Лозанну. Встреча долж­на была состояться на квартире адресата, который добавил также, что посланец не желает ехать в Женеву «по своим соображе­ниям».
Редакция отказалась от встречи в Лозанне, предлагая пере­нести ее в Женеву.
Спустя три месяца тот же адресат высылает на имя редакции адресованное ему письмо посланца Абдул Хамида от 18 февраля 1899 года: «Давно не писал тебе. Ждал, пока не предприму каких-либо шагов в порученном мне деле. Наступил час ожиданий. Если бы я смог оказаться полезным и сделать для моего народа все, о чем я мечтаю! Глубоки раны нации, требующие исцеления. В Кон­стантинополе злые языки распространяют обо мне различные слухи. Мне ведомы эти источники. Мои недоброжелатели – люди с черной совестью, заботящиеся лишь о своих выгодах. Они органически не выносят меня, который нашел, наконец, средство примирить ин­тересы нации и государства. Им не остается ничего, как злопыха­тельствовать и чернить доброе имя человека, готового отказаться от личных интересов, готового пожертвовать даже жизнью. Я бес­предельно искренен в порученном мне деле, что могу доказать в любую минуту.
Итак, прошу вас, напишите в редакцию «Дрошак» о моем на­мерении приехать на аудиенцию к ним. И пусть они под влиянием кривотолков вокруг моего имени не преисполняются предубежде­ний против меня. Я желаю подробно обсудить с ними все возмож­ные варианты и средства, которые можно было бы поставить на службу во имя примирения интересов нации и интересов государ­ства. Я не собираюсь беседовать с ними как посторонний, а хочу, чтобы мы, протянув друг другу руки, обсудили сулящие стране и народу выгоды. Пока что мой приезд несколько задерживается. Был бы рад, если бы у них здесь оказался свой человек, с кото­рым я мог бы уже сейчас обменяться соображениями. Находящиеся здесь революционные партии готовы дать дрошакистам надлежа­щую мне рекомендацию. Если вас не затруднит, прошу в случае надобности, также замолвить за меня слово. Мне достаточно лишь одного свидания с их представителем, чтобы убедить его в искрен­ности моих намерений», – писал посланец султана Геворк Бул­булян.
Редакция «Дрошак», будучи хорошо осведомленной о лично­сти Булбуляна, дала ему следующую характеристику: «Итак, не­известное лицо – ни кто иной, как Геворк Булбулян..., неразлучный друг и сателлит управляющего Перы [Бей-Оглу – М. К.] Энвер-бея, одного из руководителей резни в Константинополе. Это чело­век, который в 1896 году в поисках «лекарства для врачевания ран народа» шпионил за революционерами, получая вознаграждение за свои черные дела из рук самого Энвера. 24 марта 1897 г. Энвер-бей послал этого провокатора с поручением в Софию. Булбулян имел подозрительные встречи с «младотурками» в Софии. Через год, в 1898 г. 20 февраля наш парижский комитет заклеймил его специальной листовкой, в которой сорвал с него маску. Он посту­чался не в те двери».
31 марта 1898 г. редакция поместила на страницах «Дрошак» свой ответ: «Некто Булбулян, известный своими «деяниями», о ко­торых вы осведомлены из напечатанного в прошлом номере цирку­ляра парижского дашнакского комитета, имел наглость опосредованным путем просить свидания с редакцией. Редакция, считая лишним тратить время на ответ, указала господину на дверь».
Как видим, уже 31 марта 1898 г. Дашнакцутюн отказалась ве­сти переговоры с Булбуляном. Более того, в номере от 28 февра­ля 1898 г. в газете был напечатан отрывок из циркуляра парижского комитета от 20 февраля 1898 г. Отрывок был озаглавлен «Опровержение».
«Соотечественники!
Парижский филиал дашнакских революционеров отмечает следующее:
1) имея в виду, что с недавнего времени некто по имени Булбулян пытался с помощью лизоблюдов разной масти распростра­нить среди местного населения беженцев слухи о том, что султан якобы уполномочил его в качестве частного лица войти в перего­воры и уладить отношения между ними и революционерами и что эту миссию он блестяще выполнил;
2) имея в виду также, что в присутствии различных лиц он нагло повторял эту ложь, добавляя при этом, что ему удалось вой­ти в переговоры и с дашнаками;
3) имея в виду, что в Париже, кроме партии Дашнакцутюн, ни одна революционная партия не имеет официально признанного ни представителя, ни филиала, ни центра, мы со всей убедитель­ностью опровергаем эти ложные и ничем не обоснованные слухи и объявляем, что личность по фамилии Булбулян не только не име­ла никаких отношений, но даже не перемолвилась словом ни с одним из представителей партии, ни с ее филиалом, даже ни с одним из рядовых ее членов. У нас есть веские основания предположить, что ему не удалось переговорить ни с одним из членов других революционных партий. Кстати, добавим, что Дашнакцутюн не только не вступала в переговоры, но сочла бы ниже своего достоинства иметь дело с людьми вроде Булбуляна и подобными ничтожествами».
Как видим, Дашнакцутюн категорически отказалась войти в какие-либо отношения с Г. Булбуляном, а с посланцами Артин-паши Дадяна порвала связи лишь после долгих трехлетних перего­воров, окончательно убедившись в их бесполезности.
Мы хотим остановиться на другом важном обстоятельстве. Абдул Хамид параллельно с партией Дашнакцутюн вел переговоры и с другими армянскими организациями, о чем редакция «Дрошак» не была осведомлена.
В июньском номере за 1899 г. газеты реорганизованных гнчакистов «Нор кянк» («Новая жизнь»), выходившей в Лондоне, была напечатана статья под заглавием «Тайная дипломатия Султана». В статье редакция сообщает, что «один из известных апологетов армянского вопроса» Пьер Гийар в журнале «Ревю де Пари» от 15 июня 1899 г. опубликовал статью, в которой дал подробное описание переговоров, имевших место с ноября 1897 г. по октябрь 1898 г. между османским послом в Париже Мюнир-беем и централь­ным комитетом «одной армянской революционной организации». «Нор кянк» перепечатала эту статью.
В статье Пьера Гийяра говорилось, что Абдул Хамиду было хорошо известно, что в Европе есть много армянских революционе­ров, которые ему ничего не простят и которые ждут, когда пробьет их час. Они хотят заставить цивилизованный мир обратить внима­ние на несчастья и бедствия армянского народа. И если время от времени в европейской прессе появляются статьи против армянских революционеров, в которых их поносят, награждая пренебрежи­тельными прозвищами, то это дело рук султана, который покупает прессу, тратя на нее огромные суммы, и тем самым поддерживает с ней добрые отношения. Однако, в случае крайней надобности, султан предпочитает говорить с армянскими революционерами как равный с равным. Так, например, в октябре 1897 г., когда импера­тор Вильгельм II решил совершить путешествие на Восток, сул­тан вынужден был устроить своему гостю надлежащий прием. И чтобы не иметь в будущих торжествах побочных забот, во время которых покой императора по законам восточного гостеприимства не должен был быть нарушен ничем, султан надумал вступить в переговоры с парижским комитетом. Однако, ещё до поездки в 1898 г. в Константинополь, «кайзер и его окружение были убежде­ны в фактической реальности армянской резни в Османской импе­рии... Многие из придворных, сопровождавших его, чувствовали себя там неуютно, так как, по свидетельству придворного проповед­ника Эрнста фон Дриандера «весь город ещё пах свежепролитой кровью вырезанных армян». Пьер Гийар, детально излагая пери­петии переговоров, имевших место между «властителем и несколь­кими лицами из числа его приближенных», специально оговаривает, что не дает к ним никаких комментариев. Для правильного же тол­кования официальных документов он прибегает к некоторым объяснениям, добавляя при этом, что
«при прочтении этих бумаг вид­но, какое внимание придавали обе стороны формулировкам и язы­ку дипломатических резолюций, с какой безупречностью они использовали эти приемы». В статье говорится о том, это 20 ноября 1897 г. султан Абдул Хамид послал в Париж нарочного Геворка Булбуляна, бывшего прокурора Эдирне, друга управляющего Перы Энвер-бея с заданием «выяснить, пойдет ли революционный коми­тет на соглашения, и, если пойдет, то на каких условиях».
Комитет отказался вести переговоры с полуофициальным по­сланцем, объявив, что, поскольку инициатива исходит от султана, он согласен иметь дело с официальным представителем самого сул­тана.
После подобного заявления революционного комитета осман­ский посол в Париже Мюнир-бей был назначен официальным пред­ставителем. Комитет дал согласие на его кандитатуру, попросив у Абдул Хамида предварительного распоряжения, которое гаран­тировало бы проведение неоднократно обещанных им реформ, Условия были следующие:
1. Общая амнистия.
2. Беспрепятственное возвращение беженцев, покинувших ро­дину после погромов.
3. Распоряжение об отмене репрессий в отношении армян.
4. Предоставление субсидий беженцам, не имеющим материаль­ной возможности для возвращения на родину.
После шестимесячных переговоров 15 апреля 1898 г. комитет получил приказ султана, который должен был рассматриваться как удовлетворение просьб армян. Документ был скреплен печатью Мюнир-бея. В приказе говорилось: «Да продлит вечно Создатель Вселенной жизнь Его Святейшества на августейшем османском троне. От имени Его Императорского Величества Султана объяв­ляем, что обманутым и сошедшим в результате подстрекательства со стези преданности армянам, участвовавшим в мятеже, даруется прощение, которое продиктовано желанием добиться мира, согла­сия и дружественных отношений между нашими подданными, а также общая амнистия находящемуся в Европе армянскому коми­тету, который был зачинщиком революционных движений.
К величайшему удовлетворению Его Императорского Величест­ва, доверие коего будет возрастать в отношении армянского на­рода, ежели он выкажет со временем неопровержимые доказатель­ства своей преданности, способствуя тем самым восстановлению братских связей с мусульманами, прошлое предастся забвению и покроется милосердием Императора, скрепленным общим про­щением. Армянам будет предоставлена возможность пользовать­ся большой долей прав, вкушаемых властвующим народом. Армяне из числа амнистированных смогут получить соответствующие их способностям административные должности, нуждающимся будет оказана посильная материальная помощь».
В своей статье Пьер Гийар объясняет приказ султана следую­щим образом: «Учиняемые регулярно и под непосредственным ру­ководством Порты погромы прошлых лет султан называет разно­гласиями между мусульманами и армянскими подданными, давая понять, что дарует льготы добровольно возвращающимся ссыльным, надеясь тем самым выпестовать из них предателей или обречь на молчание по приезде в Константинополь».
Комитет, проникнувшись недоверием к словам и действиям султана и окончательно
Продолжение следует >>>